Скоропечатню называют «самым английским» сооружением великого Шехтеля
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Этой осенью выставка аналоговой фотографии «35 мм Leto» стала хитом вроде выставки Серова: на нее стремится попасть вся Москва.
И, говоря откровенно, дело, не в фотографии. Этот тот случай, когда красит место. Поскольку экспозиция проводится в знаменитом шехтелевском особняке, известном как скоропечатня Левенсона, то народ толпится, чтобы взглянуть на интерьеры.
Может, если бы выставка была организована в каком другом особняке - ажиотаж был бы поменьше. Но Шехтель, как известно, любимый архитектор настоящих москвичей. Именно он подарил нам сказочную Москву, с башенками, шатровыми крышами, окошечками-подковками, Ярославским вокзалом, словом, всем, что мы так любим.
Долгие годы здание скоропечатни было закрыто для посетителей. В 2013-2016 годах его отреставрировали, Мосгорналедие похвастались результатом в газетах, но никому ничего не показало.
Поскольку я десять лет как живу в Москве, то, стало быть, тоже москвич и, не пожалев 500 рублей, пошел реализовывать возможность увидеть, святая святых.
Долгие годы здание скоропечатни было закрыто для посетителей
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Что за зверь скоропечатня
Во-первых, скоропечатню называют «самым английским» сооружением великого Шехтеля. Во-вторых, сама по себе скоропечатня Левенсона была (и остается) нашей самой крутой типографией. Здесь увидела свет первая книга Чехова «Сказки Мельпомены», здесь Марина Цветаева выпустила свои поэтические сборники «Волшебный фонарь» и «Вечерний альбом».
А еще здесь выполнялись сложнейшие полиграфические работы. Парадокс: отпечатать книгу с иллюстрациями Билибина так, как это делали в начале 20 века, сегодня возможно только в Финляндии.
- Когда я начинала работать в типографии, нам говорили что при линотипии расстояние между цветами должно быть не менее 1,5 мм, иначе наша типография не сможет совместить цвета. А Левенсон мог делать все впритык, - непонятно объяснила экскурсовод Ирина Левина.
А.А. Левенсон
Миллиард, миллиард это много или мало
Скоропечатню трудно не найти. Веселый домик с башенками и крышами-конусами расположен в арке за магазином Бенеттон и соперничает с яркими бенеттоновскими цветами пестростью фасада. Когда-то фасад был еще ярче: бело-красный некрашенный кирпич, чтобы заказчики видели издалека. В советское время типографию активно мазали желтенькой, вроде серенькой, красочкой, она так впиталась в кирпич, что французские реставраторы чем только не терли, но так и не оттерли. Пришлось красить. Правда почему-то цвет получился не шехтелевский, а какой-то оранжевый. Но не будем придираться.
В те времена, когда здесь еще не было никакого Бенеттона, Александр Левенсон сэкономил и убил двух зайцев. Покупать землю на Тверской не стал из-за дороговизны. Поэтому приобрел участок в низинке, на месте одного из трех закопанных прудов. Но с расчетом, что дом будет хорошо видно с Тверской. Так и случилось. Даже спустя сто двадцать лет, я, человек с топографическим кретинизмом, нашел легко и просто, подняв голову и увидев металлическую надпись «т-во скоропечатни Левенсонъ», выполненную шрифтом «модерн», вошедшим в моду в в начале двадцатого века. В советские времена вывеску убирали, но она снова появилась после сложной реставрации.
- Ой, ну ты мне скажи, вот что такое этот миллиард? - услышал я за спиной женский голос.
- Да копейки! Раз плюнуть, - отвечал другой женский голос.
Я обернулся, чтобы посмотреть на тверских богачих. На мое удивление, гигантскими цифрами ворочали две дамы средних лет, с обычными губами и одетые весьма скромно.
Более того, женщины, как и я, спешили на выставку.
Тяжба о музее
Вопрос о том, много или мало миллиард рублей в контексте Шехтеля - с некоторых пор волнует многих. Дело в том, что истинные москвичи давно озадачились вопросом сохранения наследия архитектора. Многочисленные инициативные группы активно борются за то, чтобы в столице появился музей Шехтеля, или Шехтеля и Кекушева, или, на худой конец, хоть какой-нибудь музей русского модерна. Но каждый из 86 особняков Федора Осиповича чем-нибудь да занят: или посольством Уругвая, или австралийским посольством, или Домом приемов МИД, да мало ли. В девяностые годы внучка зодчего заработала себе инсульт, стараясь выбить здание под музей.
- Для бабушки было целью жизни создание музея, - рассказывал праправнук архитектора Федор Ращевский. - В девяностые годы московское правительство выделило ей и фонду «Русский модерн», который она основала, особняк Шехтеля на Садовой, 4. Но буквально за неделю произошло изменение формы собственности. Особняк из московского стал федеральным. Воевать с Бурбулисом, очень влиятельным по тем временам человеком, было бессмысленно. История с музеем закончилась, бабушка проиграла и это ее сломало.
Теперь, когда отреставрированную скоропечатню выставили на продажу за миллиард рублей, старая история вспомнилась. Еще бы: местные жители страшно боятся, что особняк купит какой-нибудь «Яндекс» и в их благополучном районе начнут табуниться таксисты со всей округи.
Корней, ты не прав
Федор Осипович Шехтель (1859-1926) очень любил делать лестницы в виде волны. Также волнами прошла его жизнь и отношение к наследию: его то любили, то игнорировали, то объявляли мерзким и похабным.
«Ни одной честной линии, ни одного прямого угла. Все испакощено похабными загогулинами, бездарными наглыми кривулями», - говорил про стиль Шехтеля добрый сказочник Корней Иванович Чуковский.
По прошествии многих десятков лет можно с уверенностью сказать: Корней, ты не прав. Федор Осипович Шехтель - это наша гордость и наш Гауди.
Действительно, с приходом Советской власти некогда модную архитектуру московского модерна стало принято гнобить и называть буржуазной прислужницей. И так продолжалось довольно долго, пока в столицу не приехал немецкий канцлер Вилли Брандт. Канцлера принимали в особняке Морозовой, Брандт пришел в восторг от здания и спросил фамилию архитектора, построившего такую красоту.
- Шехтель, - ответили ему.
-О, Шехтель, это наш архитектор, - отметил гость.
Даже не слишком щедрый на похвалы Иван Бунин удостоил Шехтеля лестной характеристикой: "Милый, талантливый толстяк".
Брежнев, который уважал Брандта, задумался. Вскоре покойного Шехтеля гнобить перестали и даже сняли фильм про его выдающееся наследие.
А вот сам Федор Осипович, конечно, поспорил бы со словом «наш». Он действительно происходил из поволжских немцев, но считал себя русским, да и вел себя широко и по-русски. Чертил весело и с бутылкой шампанского на столе. За деньгой не гнался и многие интересные ему проекты вообще делал бесплатно (МХАТ, например). Не говоря уже о том, что он стал основоположником стиля русский модерн, приводящего в восторг как россиян, так и иностранцев.
Изустные предания гласят, что немецкое имя "Франц" зодчий променял на русское "Федор" в знак протеста против Первой мировой.
Веселое средневековое зодчество
Скоропечатня стала первой типографией в стиле модерн, построенной в нашей стране. «Хотя и выстроено во вкусе средневековых сооружений, но в его наружной отделке сильно чувствует так называемый «новый стиль». Он смягчает сумрачность средневекового зодчества, поэтому впечатление от фасада нового здания скорее веселое, без малейшей вычурности», - гласит описание в книжечке, выпущенной Левенсоном в 1903 году.
Скоропечатня стала первой типографией, построенной в нашей стране
Реставраторы вынесли на фасад знаки отличия, которыми так гордился Александр Левенсон. У левой башенки красуется табличка с изображением двух печатников. «Типография императорских театров», - значися на ней. Дело в том, что здесь печатали все афиши и билетики для всех театров. «Поставщик двора его Величества», - сообщает текст над полукруглым входом, украшенным шехтелевскими фонарями. Из этой надписи можно понять, что скоропечатня выпускала и подарочные альбомы, и программки мероприятий, и меню для званых обедов разных ВИПов.
На фасаде выделяется цветок чертополоха. Историки архитектуры до сих пор спорят: это «привет» от Шотландии или - французской Лотарингии.
На фасаде выделяется цветок чертополоха
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Надо сказать, что архитектор был настоящим гиком и очень любил технические навороты. Скажем, в особняке Морозовых он спроектировал целую электростанцию. А в особняке Рябушинского придумал первый в России кондиционер. Кондер работал очень долго, и, возможно, проработал бы еще столько же, если бы не реставрация, после которой так и не придумали, как включить устрйство.
Много интересных решений было реализовано и для скоропечатни.
Скажем, крыша с подогревом, чтобы не чистить снег. Система ливневок внутри здания, выпуклые стекла. Сейчас такие можно видеть разве что в аграрном университете. Благодаря этим окнам, в помещение попадало больше света и даже в ненастье здесь было светло.
Благодаря этим окнам, в помещение попадало больше света
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Удивительная особенность проектов Шехтеля - его особняки снаружи выглядели меньше, чем внутри. Он умел искусно маскировать и скрадывать объемы. Домик кажется маленьким, хорошеньким и изящным, но обходишь его сбоку и удивляешься. Все эти башенки и финтифлюшки маскируют основной ансамбль промышленной типографии - огромное и длинное, как колбаса, краснокирпичное здание. Чтобы человеку не казалось, будто длиннющая стена падает на него, архитектор визуально вытягивает ее вертикальными конструкциями по типу контрфорсов, которые идут верх уступами, как в средневековых замках.
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Необычные заклепки на стене - еще одна придумка Шехтеля. С помощью таких штук с болтами стягивался металлокаркас корпуса. И дополнительное украшение - изящные фонари вдоль стены.
Шехтелевский фонарь
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Сейчас в промышленных зданиях расположился бизнес-центр. Заглянув в окошко я убедился, что за компьютерами сидят, в основном, женщины.
Примечательно, что в скоропечатне тоже работали женщины. На третьем этаже публиковали газету «Курьер» и там существовала женская наборная на 30 человек. Женщины набирали самые сложные шрифты издания. Мужская наборная выполняла работы попроще. И платили им сдельно, в то время как женщины работали за неплохую зарплату в 15 рублей в месяц.
Здесь на фоне производственного комплекса скоропечатни сфотографировались служащие предприяия, среди них можно видеть женщин.
Вид изнутри. Славное и подлинное
Как известно, модерн - это не только внешний вид здания. Это синтез архитектуры и декоративно-прикладного искусства… В зданиях, построенных по проекту Шехтеля, мебель, посуда, светильники, окна, двери.... - все подчинялось общей идее и выполнялось на заказ. Скажем, в особняке Рябушинского, где потом поселился Горький, посетители приходят в восторг от ручек в виде морских коньков.
К сожалению, внутри скоропечатня сохранилась отнюдь не так прекрасно, как снаружи. От Шехтелевского осталось очень мало.
- В 2008 году комплекс купил Банк Москвы и Андрей Бородин, - рассказывает Ирина Левина. - У новых хозяев были масштабные планы. Они хотели сделать внизу ресторан, а сверху - вип-апартаменты.
В ходе реставрации вся внутренняя отделка была счищена до кирпичей. А заодно - исчез оригинальный паркет, двери, ручки, фурнитура… Потом Банк Москвы сменился на ВТБ и реставрацию заканчивали уже новые владельцы.
На первом этаже административного корпуса к «славному и подлинному» относятся два сейфа. Они настоящие, от первозданных времен. Один прячется за стойкой ресепшн, другой - за вешалкой. Чтобы увидеть раритет, нужно раздвинуть пальто. Да, мне тоже пришла мысль о "Нарнии".
Небольшая часть пространства первого этажа "съедена" бухгалтерией с характерным подковообразным окошком. На время выставки окошко заставлено пленками, а сто с лишним лет назад здесь можно было сделать предоплату заказа. Над окошком красуется возвращенный на место барельеф с изображением немецкого первопечатника Иоганна Гутенберга.
На первом этаже скоропечатни.
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Но, конечно, самое главное - лестница.
Лестницы Шехтеля
Лестницы Шехтеля - его конек, визитная карточка, их можно узнать из тысячи и не перепутаешь ни с чем. Вокруг лестниц в особняках модерна закручивались здания. Излюбленный прием архитектора - несколько лишних ступенек, которые скатываются вниз, как волна и мощная колонна-опора, на которую, словно жук, надет фонарь. (К слову, фонарик тоже заменили).
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Конечно, кто знает, тот поймет. Лестница скоропечатни - это репетиция другого шедевра - лестницы в дом Рябушинского. Тот особняк Шехтель наделил философским смыслом: первый этаж был подводным царством, второй - царством людей, третий - местом общения с Богом… Поэтому на первом "подводном" этаже в качестве светильника красовалась медуза.
Любимый прием Шехтеля - "насаживать" на опору лестницы светильник.
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Скоропечатня, понятное дело, не такая "философская". Поднимаемся на второй этаж. Из кабинета директора ведет небольшой потайной ход в бухгалтерию, а из окна прекрасно просматриваются окрестности и видна проходная,чтобы можно было смотреть за опоздавшими.
Рядом с кабинетом, соединенным с ним узкой замаскированной зеркалом дверью, находится интимный кабинет директора, обставленный просто и уютно», - гласит описание в книжке начала двадцатого века. Двери в интимный кабинет нынче не замаскированы и совсем не зеркальные. Да и относительно "простой и уютной" обстановки все непонятно. Помещения выглядят пустовато. Кое-где, правда, можно увидеть камины и печи. На самом деле их никогда не было: антикварная мебель закупалась на аукционах уже во время реставрации.
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Гордость современных мастеров - потолок Шехтеля, которому вернули спиралеобразную форму. Правда, как можно убедиться, сравнивая с рисунками из книжечки начала двадцатого века, реставраторы чуть упростили себе задачу. Все-таки Шехтель придавал ему не просто форму спирали, а имитировал свернутые в рулоны бумажные листы.
Все фотографируют восстановленный потолок
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
Гордость реставраторов, возвращение оригинального потолка Шехтеля оказалась немного преувеличенной...
Фото: Сергей СЕЛЕДКИН
... ведь настоящий потолок выглядел иначе.
На четвертом этаже, где во времена Левенсона делали фототипию и печали фотооткрытки с видами Москвы, французские архитекторы соорудили стеклянный купол и вернули утраченный витраж с гербом. Снаружи витраж кажется маленьким, а вот изнутри приобретает невероятные масштабы.
Воссоздать технологию нашего зодчего реставраторы не смогли. Поэтому сначала решили оградить витраж решеткой снаружи, чтобы не разбилась от ветра. Однако идея была раскритикована. Кто-то из советников возразил, что так делать нельзя: вот поедет президент по Тверской, увидит герб за решеткой и ему будет неприятно.
Тогда от идеи обрешетить витраж отказались и выполнили его из пуленепробиваемого стекла.
Эпилог
Александр Левенсон был мудр как змий. В 1917 году ему удалось продать типографию и уехать в Германию от греха подальше. Вплоть до девяностых годов в здании скоропечатни располагалась элитная 16-я типография. Последним изданием, выпущенным здесь, стал знаменитый черный трехтомник Высоцкого.
Федор Шехтель остался в России. Как рассказывала его правнучка, на предложение уехать он ответил: "Я приму все, что примет Россия".
Тяготы зодчему выпали соответствующие. Федор Шехтель умирал от рака желудка. Он просил яда у Луначарского, а по сетям широко разошлось пронзительное последнее письмо издателю Сытину. Федор Осипович рассказывал, как нищенствует, обладая величайшей коллекцией ценностей, которую вот-вот заберут для устроения ДК Красноперненского района:
«Я окружен несметными, по-моему, богатствами: моя коллекция картин, персидских миниатюр, библиотека бесценны; около десятка инкунабул начала XV столетия, которые оценивают в сотни тысяч, никто не покупает».
Я не буду повторять историю о том, что Шехтель якобы умер в нищете. Все-таки ему была назначена большая пенсия в 75 рублей. Он преподавал, а один из особняков даже успел продать. Но, как говорят родственники, его, абсолютного трудоголика, угнетало отсутствие работы, без которой он не мог жить. С приходом новой власти творчество некогда модного архитектора стало неактуальным.
Кстати
В двух шагах от скоропечатни Левенсона, в Ермолаевском переулке, находится один из особняков Федора Осиповича, который который он строил для себя в 1886 году. (Сейчас в этом особняке располагается посольство Уругвая).
Особняк Шехтеля в Ермолаевском переулке.
Мое внимание привлек цветок Ириса, изображенный архитектором на фасаде. Кто его знает, для чего Шехтель выбрал именно ирис в качестве цветка, украшающего дом его семьи, но в памяти возникли строчки из стихотворения Луизы Глик, нынешнего Нобелевского лауреата по литературе. В ее программном сборнике стихотворений «Дикий Ирис» есть такие слова:
Все возвращается из забвения,
Чтобы обрести голос.
и еще знаменитая фраза: "В сердце любого несчастья открывается дверь".
Словно про нашего Федора Осиповича сказано.
Между прочим
Пока готовился этот материал, в сетях появилась информация о еще одном пустующем особняке Шехтеля: усадьбе Космодемьянское, известной в народе как усадьба Патрикеева. Считается, что именно этот замок стал прообразом клиники профессора Стравинского из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».
До недавнего времени здесь располагалась химкинская больница. Но больницу вывели, а памятник федерального значения (кстати, полностью сохранивший шехтелевские интерьеры) остался пустовать.
Слухи о том, что внутри живут бездомные, жгут костры, а подростки переодически устраивают погромы в парадных залах - не подтвердились, потому что усадьба заколочена и пробраться в нее проблематично. Но судьба ее остается под вопросом. Как отмечает координатор «Архнадзора» Андрей Новичков, администрация города Химки не хочет привлекать внимание к вопросу ине слишком торопится поведать, что будет со зданием.
Интересные факты о Федоре Шехтеле
- Шехтель долгое время не имел диплома об образовании и не мог подписывать свои проекты. Поэтому он часто работал в паре с каким-нибудь бывшим однокурсником, имеющим диплом. Федор Осипович выполнял проект, а однокурсник - подписывал.
- Мать Федора Осиповича была вынуждена отдать двух младших детей на усыновление, потому что семья очень обеднела.
- Когда Шехтель вместе с семьей перебрался из Саратова в Москву, его мать устроилась на работу экономкой у Павла Третьякова, который озаботился воспитанием Шехтеля. Благодаря этому Федору Осиповичу удалось познакомиться с архитектором Александром Каминским и начать работать в его мастерской.
- Шехтель дружил с Чеховым. В молодые годы он приходил к Чеховым в гости с подарком - сворованным по дороге бревном из чьей-нибудь поленницы.
- Уже в советские времена Федор Осипович придумал город-утопию Электрополь для строителей ДнепроГЭСа. Это был город на острове, где было бы метро, церкви всех конфессий и все виды транспорта, включая самолеты. Проект положили под сукно, потому что архитектор сильно увлекся.
- Шехтель создавал проекты под бутылку шампанского. да и вообще слыл веселым и очень обаятельным человеком. Даже Бунин, который любил припечатать современником едкой характеристикой, удостоил Федора Осиповича лестным: "Милый, талантливый толстяк".
- Внук Шехтеля - Вадим Тонков, он же Вероника Маврикиевна из сатирического дуэта. Он изображал интеллигентную старушку, свою тетушку. Впоследствии образ Вероники Маврикиевны скопипастила старушка Цветочек из Новых русских бабок. "Всему, что на мне, я обязан Веронике Маврикиевне", - говорил Тонков.
Родной внук архитектора известен зрителям по образу сатирической старухи Вероники Маврикиевны Мезозойской.
- В семье потомков Шехтеля до сих пор живут мемы и смешные истории про семью. Наталья, жена Федора Осиповича, звонит Ольге, его сестре, по телефону: "Лелинька, не выходи из дома, страшный гололед". "Наточка, я ничего не слышу дойду - все расскажешь", - отвечает собеседница.
- Федор Осипович терпеть не мог футуристов и особенно Владимира Маяковского за то, что тот имел отношения с его 14-летней дочерью. Как говорила внучка Шехтеля, "Еще чуть-чуть и я могла бы быть дочерью Маяковского". Когда в Россию приезжала дочь Владимира Маяковского из Америки, внучка Шехтеля встречалась с ней. Обе женщины смеялись над тем, что они "почти сестры".
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Работы Шехтеля в Москве: МХТ, особняк Рябушинского и фарфоровый дом
Корреспондент «Комсомолки» составил пеший маршрут с остановками возле зданий знаменитого архитектора (подробности)